Барокко

Са­мый све­жий, слож­ный спек­такль-сон, спек­такль-стон, со­чине­ние о сво­боде, страс­ти и смер­ти, о сти­хии, смыс­ле, сты­де, о сра­жа­ющих­ся и сра­жен­ных, о смель­ча­ках и смуть­янах, сжи­га­ющих се­бя спич­ка­ми и сго­ра­ющих све­чами, ста­новясь са­жей, сле­зами, скорбью, о су­мев­ших сох­ра­нить се­бя, о стра­да­ющих и сне­да­емых, о сбе­га­ющих от ску­ки и ста­рого, о су­мас­шедших, сту­ден­тах, ста­рухах, сы­нах, су­дах и си­муляк­рах. Сим­во­лич­ный, сум­бурный, стиль­ный, силь­ный, спор­ный, ска­зоч­ный, со­дер­жа­тель­ный, стран­ный, страш­ный и смеш­ной. Ске­лет стан­цу­ет, Са­тана спо­ёт, Солн­це ся­дет, но от Све­та след. Се­реб­ренни­ков ско­ван, но сво­боден. Са­мосож­же­ние, сбли­жение, спа­сение, су­щест­во­вание, соз­на­ние, сли­яние, си­яние, со­весть, со­лидар­ность, серд­це, счастье... Сло­ва сом­ни­тель­ны.) Schlaf. Schwe­igen. Si, si­len­cio!

Уди­витель­ный спек­такль в луч­ших тра­дици­ях сов­ре­мен­но­го те­ат­ра сво­ев­ре­мен­но под­ни­ма­ет воп­ро­сы граж­данс­ко­го не­пови­нове­ния, ис­ка­жен­ной и за­путан­ной фор­мы сов­ре­мен­ности под блес­тя­ще ис­полнен­ные арии луч­ших ком­по­зито­ров эпо­хи Ба­рок­ко.

Спек­такль нас­толь­ко яр­кий, тон­кий и глу­бокий, что ни­каки­ми сло­вами его не по­лучит­ся опи­сать долж­ным об­ра­зом. На­до неп­ре­мен­но при­родить и смот­реть. Неч­то по­доб­ное вряд ли удаст­ся ли­цез­реть на те­ат­раль­ных под­мост­ках где-ли­бо ещё.

Не по­нимаю, как Ки­рилл Се­мёно­вич это де­ла­ет, но ник­то боль­ше на ме­ня так эмо­ци­ональ­но не воз­дей­ству­ет. Я смот­ре­ла мно­го его спек­таклей. Счи­таю Ба­рок­ко луч­шим. Срав­нить по ощу­щени­ям мо­гу с Му­чени­ком, Ма­шиной Мюл­ле­ра и Каф­кой. По на­рас­та­ющей — это са­мый силь­ный спек­такль. Ба­ро́кко (итал. ba­roc­co) — при­чуд­ли­вый, стран­ный, жем­чу­жина с по­роком. Спек­такль пос­вя­щён фе­номе­ну че­лове­ка-ба­рок­ко, неп­ра­виль­но­го че­лове­ка. Вмес­то за­виту­шек, инт­риг, лю­бов­ных ис­то­рий, ко­торых мож­но бы­ло ожи­дать, зри­телю по­каза­ли ис­то­рию борь­бы стран­ных, неп­ра­виль­ных, при­чуд­ли­вых лю­дей, лю­дей-фа­келов. Здесь речь идёт о Яне Па­лахе, о Жор­же Ба­тае, о Ва­лери Со­ланас. О Ки­рил­ле Се­реб­ренни­кове. Фи­нал с кад­ра­ми филь­ма «Заб­риски пой­нт» раз­ви­ва­ет идею раз­ру­шения Хай­не­ра Мюл­ле­ра и мысль о том, что не­зыб­ле­мое нас­то­ящее страш­нее ру­ин это­го са­мого нас­то­яще­го, как бы ни бы­ли ужас­ны ру­ины. Из лек­ции В. Пе­чей­ки­на пе­ред спек­таклем уз­на­ла, что сце­на с пи­анис­том — это про вир­ту­оз­но­го Па­уля Вит­генш­тей­на, по­теряв­ше­го пра­вую ру­ку на вой­не. В зал вво­дят Ар­тиста. Его пра­вая ру­ка прис­тёгну­та к су­деб­но­му прис­та­ву. Он идёт к ро­ялю. Он иг­ра­ет ча­кону Ба­ха. Он иг­ра­ет од­ной ру­кой. Он иг­ра­ет так, что у ме­ня слё­зы на­вер­ну­лись. Ку­рят и сме­ня­ют­ся прис­та­вы. Он про­дол­жа­ет иг­рать. Люб­лю спек­такли, пос­ле ко­торых не по­луча­ет­ся сра­зу вы­разить мне­ние, пос­ле ко­торых нуж­но по­думать, ощу­тить шлейф. Ба­рок­ко нас­толь­ко масш­таб­ное по­лот­но, что о нём в прин­ци­пе очень слож­но го­ворить. Это с боль­шой бук­вы Те­атр. Вто­рой день на­хожусь в треть­ем сос­то­янии — меж­ду дей­стви­тель­ностью и во­об­ра­жени­ем. Мыс­ли по­ка не фор­му­лиру­ют­ся. «Со­вер­шенно не обя­затель­но при­нимать „пси­ходе­лики“, что­бы из­ме­нить соз­на­ние. Для ме­ня та­кой пси­ходе­лик — ки­но, те­атр. Здесь ты мо­жешь уви­деть „не­види­мое“ и быть в этом са­мом „треть­ем мес­те“ — меж­ду дей­стви­тель­ностью и во­об­ра­жени­ем.»

Ба­рок­ко — это ода бун­та­рям. Кра­сота че­лове­чес­ко­го те­ла, си­ла го­лоса, жи­вой ор­кестр, му­зыка, пог­ру­жа­ющая в транс. Иду ещё раз в фев­ра­ле. Ба­рок­ко нуж­но ещё раз пе­рес­мотреть, пе­ре­ос­мыслить и пе­режить. Всем бор­цам за мир, сво­боду, счастье — смот­реть!!!